– Ерунда, – улыбнулась Маша, тоже присаживаясь за стол.

– Ну, что там в школе новенького? Рассказывайте, – велел Служкин.

Маша задумалась и пожала плечами.

– Пока вы болели, ваш кабинет обокрали! – выпалила Люська и уставилась на Служкина так, будто с ним от этого известия должен был случиться паралич.

– Что сперли? – поинтересовался Служкин.

– Глобус!

Служкин покачнулся, прижал ладонь к сердцу, закрыл глаза и тихо спросил:

– А карту Мадагаскара? А портрет Лаперуза? А жемчужину моей коллекции – кусок подлинного полевого шпата?

– Не-ет, – виновато сказала Люська.

– Ну, тогда ладно, – ожив, быстро успокоился Служкин.

– Виктор Сергеевич, – осторожно спросила Маша, – а как вы ногу сломали?

– Градусов говорит, что вы пьяный с берега упали, – добавила Люська. Она пила чай из блюдца, поднимая его к губам и дуя.

– Поклеп это, – отрекся Служкин. – Просто я ключи дома забыл.

– Ну и что?

– Как что? Дверь заперта, а войти надо. Ну, я вспомнил детство в Шао-Лине, решил дверь ногой выбить. Разбежался, прыгнул, да силы не рассчитал. Дверь высадил, пролетел через всю квартиру, проломил стену и рухнул вниз с четвертого этажа. Нога пополам.

Люська обожглась чаем.

– Врете вы все, – с досадой сказала она, вытирая губы. – Непонятно даже, как вы, такой, учителем стали…

– А я и не учитель, – пожал плечами Служкин.

– А кто вы по образованию?

– Сложно объяснить. Вообще-то я окончил Подводно-партизанскую академию по специальности «сатураторщик», но диплом вот защищал по теме «Педагогические проблемы дутья в маленькие отверстия».

Люська проглотила это, не моргнув глазом. Маша опустила голову и покусывала губы, уши ее покраснели.

– Как же вы географию-то учить попали? – удивилась Люська.

– Это история романтическая… – вздохнул Служкин.

– Расскажите, – предложила Люська. – Вы здорово рассказываете.

– Язык Златоуста, да мыслей негусто… – Служкин поскреб затылок. – Ну-у, у одного моего друга младший брат учится в вашей параллели. Как-то я рассматривал у него школьные фотографии и увидел одну девочку. Тут же влюбился, конечно. Познакомиться – стесняюсь. Решил устроиться в ее класс учителем. Все меня отговаривали: мол, девчонка стремная, последнего разбора, – а я уперся. Пришел в вашу школу, спрашиваю: какие учителя в девятые классы требуются? Мне отвечают: на географию. Так я и стал географом.

– А кто та девушка? – с подозрением спросила Люська.

– Ты.

– Так и знала. – Люська фыркнула.

– Нам, наверное, пора… – мягко и виновато предположила Маша.

– Куда? – испугавшись, спохватился Служкин. – Ну, пойдемте, например, в комнату, покажу вам чего-нибудь интересное…

– А у вас телефон есть? – спросила Люська, вытаращив глаза.

Они переместились в комнату, где Служкин усадил девочек на диван. Люська сразу поставила себе на колени телефонный аппарат и, прижав плечом к уху трубку, принялась быстро крутить диск.

– А покажите свою жену, – робко попросила Маша.

Служкин подумал и вытащил из шкафа увесистый семейный альбом. С ним в руках он плюхнулся на диван рядом с Машей.

– Алло, Ленка? – заорала Люська. – Знаешь, откуда я звоню?…

– Вообще-то семейные альбомы однообразны… – Служкин начал без интереса листать толстые страницы. – Невеста из сдобного теста, жених – на свободе псих… Регистрация, цветы, кольца, тещин иудин поцелуй, прочая фигня… Ну, пьянка, естественно, застолье как в период застоя… Свидетели наставляют в добродетели… Тамада над столами реет… Короче, все как надо. А потом свадебное путешествие: молодая пара в туче дыма и пара… Тут пауза – бац! – и ребенок родился. Голыш во всех видах, теща сюсюкает, молодые родители… В общем, смотреть нечего.

– Ну покажите свои студенческие фотографии, – предложила Маша. – Времен Подводно-партизанской академии.

– Танька, ты? – орала в это время Люська. – А я от Виктора Сергеича звоню!… Он ногу сломал!… С Машкой!…

Служкин достал другой альбом и начал показывать другие фотографии – маленькие, черно-белые, мутные. Он указывал пальцем на незнакомые Маше лица – молодые, смеющиеся – и рассказывал про друзей, оживляясь и улыбаясь воспоминаниям, а Маша послушно вглядывалась в снимки, чуть нагибаясь над альбомом и сдувая с глаз падающую челку.

– Что-то, Виктор Сергеевич, вы со всеми своими друзьями расстались, – наконец осторожно заметила Маша.

– Ну да, – подумав, согласился Служкин и закрыл альбом. – Видишь ли, Маша… По-моему, нужно меняться, чтобы стать человеком, и нужно быть неизменным, чтобы оставаться им. Я вот каким был тогда, в университете, таким и остался сейчас… А друзья… Друзья переменились – вместе со временем, вместе с обстоятельствами… Одни бизнесом занялись, другие – спились. Кое-кто в столицу подался, а некоторые – даже за океан. А я после университета домой поехал. В Пермь, в глухую провинцию, на самый край географии. Ведь все мы что-то ищем, и все что-то находим.

– А вы нашли здесь, что искали?

– Видишь ли, Маша, в чем парадокс… Находишь только тогда, когда не знаешь, чего ищешь. А понимаешь, что нашел, чаще всего только тогда, когда уже потерял.

Факты и выводы

Тата немного простыла и сидела дома. Служкин на кухне занимался четырьмя делами сразу: чистил картошку, жарил рыбу, следил за Пуджиком и принимал посильное участие в играх Таты. Пуджик задумчиво бродил по краю раковины и делал вид, что его интересует лишь исключительно содержимое мусорной банки, а вовсе не сковородка с минтаем. В это время в прихожей затрещал звонок.

Ругаясь, Служкин взгромоздился на костыль, сунул Пуджика под мышку и пошел открывать. На пороге стояла Сашенька Рунева.

– Витя-а… – с ужасом протянула она, увидев гипс и костыль.

– Проходи, Сашенька, – велел Служкин и упрыгал обратно на кухню.

Сашенька вошла в кухню и робко присела у стола.

– А я от Будкина иду, – виновато сказала она. – Будкин мне и сообщил, что ты ногу сломал, в гипсе лежишь… Как это случилось?

– Упал, – лаконично ответил Служкин.

– А я думала, ты больше не хочешь видеть меня с тех пор, как узнал про Колесникова… Не заходишь, не звонишь…

– Он что, все еще благоуханный цветок твоего сердца?

– Когда одиноко, очень хочется, чтобы хоть кто-нибудь рядом был… – печально пояснила Сашенька. – Я знаю, что он дурак… Но он всегда вокруг вертится, говорит, что любит, зовет замуж, обещает развестись…

– Это не причина, чтобы с ним спать.

– Я уж и не знаю, как так получилось… Сама себе противна… И не нужно мне его, а не могу остановиться…

– Лучше ты его на фиг пошли, – посоветовал Служкин.

– У меня не выйдет, – безнадежно призналась Сашенька. – Я уже думала об этом. Да Колесников и не уйдет. Он уже у меня как дома себя чувствует, звонит и говорит, чего на ужин приготовить…

– Н-да-а… Ловко ты Будкина кинула.

– Не кидала я его, что ты, Витенька!… – испугалась Саша. – Я его, может быть, даже сильнее люблю оттого, что сознаю, как плохо по отношению к нему поступаю… Но разве я могла иначе? Ты же сам мне советовал завести любовника, чтобы не мучиться.

– Я же и виноват, – мыкнул Служкин. – Когда я тебе советовал, Сашенька, дорогая, извини за откровенность, я имел в виду себя.

– Ви-итя!… – умоляюще произнесла Сашенька. – Разве у нас могут быть отношения лучше, чем сейчас? Ты мой самый дорогой друг!…

Тут в комнате раздался рев, и вскоре Тата вбежала в кухню с куклой. У куклы из плеч торчали ноги, а вместо ног были руки.

– Папа! Папа!… – захлебывалась Тата. – Это Будкин вчера сломал!…

– О господи! – воскликнул Служкин, взял куклу, быстро оборвал перепутанные конечности и ввинтил их на свое место. – На, держи, не плачь. Будкин придет – мы с ним то же самое сделаем.

Всхлипывая, Тата недоверчиво осмотрела куклу и, успокоенная, пошла в комнату.

– Кстати, – вспомнил Служкин, – а как ты у Будкина побывала?