– Говорит, звонил, да не смог дозвониться.

– Да, блин… – сказала Ветка и печально посмотрела на Колесникова. – Это надолго?

– На всю ночь… – скорбно ответил Колесников и повесил голову.

– Поедешь?

– Надо. – Колесников тяжело вздохнул. – А то он плакать будет…

– Ну, ладно, – грустно согласилась Ветка и пошла на кухню, но оттуда крикнула: – А ты, Витька, раздевайся, проходи.

Колесников просиял и показал Служкину сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем. Служкин скривился и показал ему сжатый кулак с оттопыренными большим пальцем и мизинцем. Колесников укоризненно развел руками, дескать, о чем речь! Служкин неторопливо раздевался, а Колесников торопливо одевался.

– Ну, я поехал! – крикнул он в квартиру, нахлобучивая шапку.

– Будешь с Будкиным трахаться – привет от меня передай, – сказал Служкин, и Колесников, понимающе усмехнувшись, покровительственно похлопал его по плечу.

Колесников выскочил за дверь, а Служкин направился в кухню.

Ветка размашисто нахлестала чаю в две чашки.

– Витька, а ты правду сказал насчет Будкина? – спросила она.

– А что, я в чем-то прокололся? – затревожился Служкин.

– Да нет… Просто в последний месяц Колесников уже который раз дома не ночует. Самое подозрительное, что у него всегда надежная отмазка имеется. Я уж подумывала, не завел ли он себе любовницу? Девки знакомые говорили, что видели его с какой-то бабой…

– Может, подследственная? – вяло предположил Служкин.

– Иди ты, – фыркнула Ветка.

– А если и любовница, что ты сделаешь?

– У-ух! – зашумела Ветка. – Я ему тогда устрою тарарам! Всю рожу расцарапаю, посуду перебью!

– И что после тарарама?

– Ну-у… возьму с него слово, что больше не повторится, и дальше жить будем. Шурупу-то папаша какой-никакой, а нужен.

– А если повторится?

– Тогда разведусь. Только сперва другого папу найду, хорошего и с квартирой. А пока искать буду, Колесникову всю жизнь отравлю.

– Сурово… А за меня ты замуж бы пошла?

– Ты что, мне предложение делаешь? – заподозрила Ветка.

– Просто выясняю, гожусь я еще в женихи или уже нет.

– Конечно, пошла бы. Ты человек веселый, легкий, без проблем.

– Чего же раньше не шла, когда звал?

– Молодая была, дура.

– А сейчас старая и мудрая?

– А сейчас молодая и мудрая, – обиженно поправила Ветка. – Чего ты разговор-то об этом затеял? Ты, случайно, Колесникова не для этого отослал? Может, ты Будкина подговорил, чтобы он его позвал? Колесников свалит, а ты тут со мной на целую ночь останешься, а? Ты на такое способен.

Служкин крякнул.

– А как тебе больше нравится? – спросил он.

– Да уж лучше так, чем он бы к любовнице пошел.

– Ага, тебе, значит, можно изменять, а ему нельзя? Тебе орден, а ему по морде? – Служкин по-будкински захехекал. – Сама-то ничем не лучше его. Тоже ему рога приставила до второго этажа.

– Да не в том дело, Витька! – возмутилась Ветка. – Мы же люди современные, свободные! Главное – не то, что изменяет, а как относится! Я никогда людей не смешиваю: Колесников – это всегда Колесников, ты – всегда ты. А для него все бабы одинаковы, лишь бы ноги раздвигали! Для него что я, что какая-нибудь проститутка – одно и то же! Вся и разница, что я даю всегда и бесплатно!

– Эк ты его разделала… – хмыкнул Служкин. – На фиг тогда тебе с ним таким жить?

– А чего делать-то? Вляпалась, вот и сижу! Ты замуж не берешь, а другие ничем не лучше Колесникова.

– Уф, Ветка, ну и загрузила ты меня, – вздохнул Служкин.

– Ладно, чего трепаться попусту, – согласилась Ветка. – Шуруп спит, ничего не знает. Ты ночевать будешь?

– Господь с тобой!… – ужаснулся Служкин.

– Тогда я в ванну минут на десять, а ты подожди.

Ветка улетела в прихожую, заперла дверь и скрылась в ванной. Слышно было, как зашлепали по полу ее босые ноги, потом зашипел душ. Служкин закурил, выключил в кухне свет и подошел к окну.

Отсюда отлично был виден весь затон. Ярко освещенный прожекторами, он лежал посреди тьмы как остров. Корабли загадочными кристаллами были вморожены в плоскость неестественно белого льда. Было во всем этом что-то космическое: целое блюдо слепящего света в океане черноты и вдали пунктир мелких звездочек – фонарей на дамбе, – словно отнесенный в сторону окраинный рукав спиральной галактики. Шум душа напоминал свист вселенского эфира.

Но шум умолк, дверь ванной скрипнула, и Ветка вышла.

– Бросай сигарету, – шепотом велела она. – Пойдем в комнату.

В комнате Служкин сел на диван, а Ветка хлопнулась рядом, прижавшись к нему. Служкин обнял ее.

– Ну, не думал, не гадал… – пробормотал он и принялся целовать Ветку в губы.

Ветка поддавалась с жаром и энергией. Служкин расстегнул сверху донизу пуговицы ее халата, положил руку на ее горячий живот, медленно повел ладонью вверх и взял, как грушу, тяжелую и крупную грудь Ветки. И тут во входной двери заелозил ключ.

– Колесников вернулся! – шепотом крикнула Ветка, слетела с дивана и начала лихорадочно застегиваться.

– Великий факир изгадил сортир, – сквозь зубы, едва не зарычав, сказал Служкин, встал, ушел на кухню, включил свет и злобно обрушился на табуретку.

Ветка отщелкнула собачку, и Колесников наконец-то вошел.

– Чего закрылась-то на сто оборотов? – раздраженно спросил он, разуваясь. – Чего тут, украдут тебя, что ли?… Служкин ушел?

– Нет, на кухне сидит, – ответила Ветка и, подумав, добавила: – Курит.

Служкин покорно вытащил сигарету и закурил. Мягко ступая в одних носках, Колесников прошел на кухню и поставил перед Служкиным на стол бутылку водки.

– Обломала она меня, – тихо сказал Колесников. – Насовсем и навсегда выгнала. Сейчас с горя пить будем.

Ветка появилась в дверях кухни.

– Ты чего вернулся-то? – спросила она.

– Автобуса долго не было. Холодно ждать.

– На улице – минус два…

– Минус два – жара, что ли, по-твоему?! – рявкнул Колесников.

– А ты говорил, Будкин плакать будет… – совсем робко, по инерции сказала Ветка.

– Да хрен с ним, – махнул рукой Колесников. – Пускай плачет.

Сосна на цыпочках

Когда красная профессура ввалилась в кабинет, она увидела Служкина, в пуховике и шапке сидящего за своим столом и качающегося на стуле. Изо рта у него торчала незажженная сигарета.

– Это у вас, Виктор Сергеевич, новая манера урок вести? – ехидно спросил Старков. – Может, нам за пивом сбегать?

– В учебнике какая тема этого урока у нас обозначена?

– Основное предприятие нашего района, – подсказала Митрофанова.

– В скобочках – поселка, деревни, – добавил Старков.

– А какое основное предприятие нашего района, поселка, деревни?

– Ликероводочный! – крикнули двоечники Безматерных и Безденежных и заржали.

– Судоремонтный завод, – сказала Маша Большакова.

– Вот мы и пойдем сейчас на экскурсию смотреть затон.

Красная профессура взвыла от восторга.

– А можно сумки с собою взять? – спросили девочки. – У нас этот урок последний, мы потом сразу домой пойдем!

– Можно, – согласился Служкин, – но дайте мне слово…

– Даем, даем! – орала красная профессура.

– …дайте мне слово, что не будете разбегаться и будете внимательно слушать то, что я расскажу про судоходство на Каме.

После звонка, стоя на крыльце, Служкин пересчитал девятиклассников, толпившихся у ворот школы, как кони перед заездом, по головам.

– Так, двое уже сбежали, – сказал он. – Зашибись. Пойдемте.

Гомонящей вереницей они перетекли Новые Речники, перелесок, шоссе, Грачевник, Старые Речники и вышли на берег затона. День выдался хмурый – последний день февраля, последний день зимы. Снег вокруг громоздился Гималаями, а над ними тускло блестели окна вторых этажей черных, бревенчатых бараков. Их огромные ватные крыши угрожающе насупились, свесив по углам кинжалы сосулек.

– Куда теперь? – жизнерадостно спросила красная профессура.